Можно ли сделать язык богослужения понятным?

Вот что сказал о богослужебном языке Святейший Патриарх Русской Церкви Кирилл на встрече со Смоленскими студентами:

«Современный язык будет резать ухо и вызывать недовольство. А что такое недовольство? Человек не может из храма выйти недовольным. Он всегда должен выходить утешенным, успокоенным. У него должна состояться встреча с Богом, он должен почувствовать благодать Божию. И поэтому мы не можем вот так взять, тумблер повернуть и перевести на русский язык. Тем более что славянский язык является — думаю, студенты филологического факультета это знают, — калькой с греческого языка. А богослужение написано по-гречески, и даже глагольные формы, которые существуют на славянском, отсутствуют на русском. Кроме того, каноны, которые у нас читаются, выдержаны в стихотворной форме. Это, конечно, не рифма в обычном понимании этого слова, но это особый размер, его легко петь. И для того чтобы перевести это на русский язык, нужен поэт, нужен невероятно талантливый человек, который сделал бы то же самое, только по-русски. Может быть, этим мы станем заниматься в будущем?

Молодежь, которая сегодня приходит, ставит, как и вы, эти вопросы. Но вот по какому пути мы пошли, чтобы разрешить эту дилемму и вместе с тем не разрушить единство общины. Я всем говорю — вот и владыке Исидору сейчас говорю, и всем отцам, которые здесь находятся, и всем кандидатам в архиереи: в храмах должны быть два расписания. Расписание богослужений и расписание внебогослужебной деятельности. А что такое внебогослужебная деятельность? А это собрания. Допустим, в понедельник собрание со студенческой молодежью, которая интересуется Православием, которая ничего не понимает по-славянски, но у которой есть интерес. По-разному можно проводить такие собрания. Например, сесть в кружок, и опытный священник им говорит: «Сегодня читалось вот такое Евангелие. Прочитайте, пожалуйста, отрывочек из этого Евангелия, а потом пускай каждый скажет, как он это понимает». Читается по-русски, все высказались, а потом священник подводит итог.»

Как сделать богослужение понятным, сохранив церковнославянский язык, и чем именно он сложен, рассказывает Алексей Шмелев, завотделом культуры русской речи Института русского языка РАН.                     

В одном московском храме после литургии на Воздвижение прихожане собрались на чай. Встали вокруг стола, приготовились петь кондак празднику: «Вознесыйся на крест волею, тезоименитому Твоему новому жительству щедроты Твоя даруй, Христе Боже…» И тут священник возьми и задай вопрос: «Кто из вас, дорогие друзья, сможет объяснить смысл того, о чем мы сейчас будем петь?» Ответить вызвались многие, но на словах про «тезоименитое жительство» энтузиазм отвечавших быстро угас. Было высказано множество версий того, что за жительство имеется в виду, но ни одна из них не была правильной. В результате оказалось, что смысл кондака, ежегодно повторяемого в храме, не понятен почти никому даже из церковных «старожилов». При этом все были твердо убеждены в том, что прекрасно его понимают. Так можно ли сделать богослужение по-настоящему понятным или это понимание всегда будет иллюзией?

Как перевести то, что не говорится?

Кирилл и Мефодий
Кирилл и Мефодий создают азбуку. Конец XIII в. Миниатюра из Радзивилловской летописи

Считается, что трудности понимания связаны с тем, что богослужение ведется на церковнославянском языке и, следовательно, переход на русский язык решил бы эту проблему. На самом деле вопрос не сводится к непониманию буквального смысла того, что говорится, и потому далеко не всегда может быть решен посредством простого перевода. Когда некто не понимает намека или анекдота, это вовсе не означает, что намек сделан или анекдот рассказан на незнакомом языке. Для того чтобы достичь подлинного понимания сказанного, часто необходимо обладать значительными фоновыми знаниями, уметь выявлять аллюзии, вычислять то, что прямо не говорится, но подразумевается.

Способы вычисления скрытых смыслов различны для разных языков и культур. Если исходный текст насыщен неявными смыслами и аллюзиями, то при переводе его на другой язык мы неизбежно столкнемся с тем, что сказанное на языке перевода выражает не совсем то (а иногда совсем не то), что подразумевалось на языке оригинала. В этом отношении перевод представляет собой творческую деятельность: переводчик сам решает, должен ли он передавать сказанное по возможности буквально или заменять выражения, которые при буквальном переводе вызывают иные ассоциации по сравнению с оригиналом.

Можно добавить, что в некоторых случаях непонятен уже исходный текст. Так, в посланиях апостола Павла, часто читаемых за литургией, как мы знаем, «есть нечто неудобовразумительное» (см. 2 Петр. 3: 16). Здесь перевод, делающий текст более «понятным», в каком-то смысле исказил бы оригинал.

Кирилл и Мефодий — создатели новых смыслов

Развитые языки стилистически неоднородны. В бытовом разговоре, научной статье, официальном документе, политическом воззвании используются различные варианты языка. Перевод же должен стилистически соответствовать исходному тексту: если исходный текст использует канцелярский стиль, то и переводчик должен ориентироваться на ту же разновидность языка перевода. Если язык перевода не располагает соответствующей разновидностью языка, она создается в процессе перевода.

Соответственно, богослужебные тексты следовало бы переводить на разновидность языка, которая принята в богослужении; если же прежде богослужение на языке перевода не велось, то перевод является шагом к созданию особого «литургического стиля» в данном языке.

По существу переводы святых равноапостольных Мефодия и Кирилла создали славянский литургический стиль, который и явился основой церковнославянского языка. Первоучителям пришлось прививать славянскому языку образную и семантическую систему греческого языка.

Поскольку перевод является творческой деятельностью, церковнославянский текст богослужения, наряду с неизбежными утратами, обогатился новыми дополнительными смыслами по сравнению с оригиналом. Вот один из примеров смелого переводческого решения Мефодия и Кирилла, которое внесло новые штрихи в ряд моментов в богослужении. Как известно, в богослужебных текстах часто сополагаются греческие слова eirene — «спокойствие, мирная жизнь» — и kosmos — «вселенная; миропорядок; человеческое сообщество». В славянском переводе обоим греческим словам, четко различающимся по смыслу, было поставлено в соответствие одно и то же слово «мир». В современном русском языке мы воспринимаем мир — «отсутствие войны, спокойствие, мирная жизнь» и мир — «вселенная; человеческое сообщество» как омонимы. По правилам поздней церковнославянской орфографии (а также дореформенной русской орфографии) они и писались различно: миръ как «отсутствие войны, спокойствие, мирная жизнь»— с «и восьмеричным», а міръ как «вселенная; человеческое сообщество» — с «і десятеричным». Однако исторически оба слова восходят к одному, означавшему нечто вроде «гармонии; согласия», и писалось это слово в древних памятниках одинаково.

В результате новое звучание обрели многие известные отрывки, которые можно слышать на богослужении: «Мир оставляю вам, мир мой даю вам: не якоже мир дает, Аз даю вам» (Ин. 14: 27; из 12 Евангелий); «Мира мирови у Господа просим» (прошение на ектении); «Мир мирови Твоему даруй» (заамвонная молитва). По-гречески, разумеется, никакого созвучия в приведенных примерах нет. В некоторых случаях совпадение звучания позволяет одно-временно выразить оба смысла. Например, начинающий ектению возглас «Миром Господу помолимся!». В греческом оригинале здесь используется слово eirene; иными словами, речь идет о молитве в согласии и мирном духе. Однако многие прихожане, слушающие славянское богослужение, понимают этот возглас несколько по-иному: «помолимся вместе, сообща». Не случайно в некоторых молитвословах, напечатанных гражданским шрифтом, но делающих попытку снова различить мир и мір, в этом возгласе форма міром печатается с буквой «і десятеричное». В соединении с исходным пониманием это создает некий нерасчлененный смысл: «все вместе, в согласии и мирном духе». Перевод «В мире Господу помолимся» был бы однозначен с точки зрения соответствия оригиналу, но можно допустить, что форма миром была избрана Первоучителями намеренно. Таким образом, слово мир, выступая в качестве ближайшего переводного эквивалента двух разных греческих слов, обросло новыми смыслами.

Непонятный русский и понятный церковнославянский

Современный церковнославянский язык иначе как в богослужении не используется и, в отличие от большинства живых языков, является стилистически однородным. Перевод богослужения на современный русский язык с его разветвленной системой функциональных разновидностей означал бы попытку создания нового литургического стиля русского языка (поскольку современный русский язык таким стилем не располагает). Однако эта задача натыкается на то препятствие, что в качестве литургического стиля русского языка воспринимается церковнославянский язык, не имеющий иных функций. Это видно, в частности, из словоупотребления, принятого во многих русских приходах за границей. Люди говорят: «В 9.00 служится литургия по-русски, а в 10.30 — по-английски», ничтоже сумняшеся называя церковнославянский язык «русским». При создании нового литургического стиля русского языка не вполне ясно, откуда черпать для него языковые единицы и конструкции.

Конструкции, используемые в русской разговорной речи, обладают совсем иным набором скрытых смыслов, нежели единицы и конструкции оригинального текста. Если бы для русского языка не было альтернативы, то, вероятно, постепенно в нужном контексте слова удалось бы обогатить смыслами, характерными для образной системы греческого и древнееврейского языков. Однако для вновь создаваемого русского литургического языка неизбежно сравнение с церковнославянским языком, и это сравнение почти всегда будет в пользу церковнославянского. Проблема ложного понимания церковнославянского текста чаще всего возникает как раз из-за слишком большого сходства с повседневным русским языком, в котором тождественно звучащие слова могут иметь совсем иной смысл. Перевод богослужения на современный русский язык, позволяя в некоторых случаях устранить непонимание, чреват новыми источниками непонимания или неправильного понимания.

В то же время есть еще один источник непонимания церковнославянского богослужения, который представляется относительно легко устранимым. Речь идет о проблеме восприятия звучащей речи. Нечеткая дикция или звуковые помехи могут препятствовать восприятию; слушатель может что-то недослышать или неправильно расчленить услышанное на слова (иногда неправильное восприятие на слух забавным образом соотносится с представлениями, господствующими в светском обществе — например, когда прошение на ектении о благостоянии святых Божиих церквей воспринимается как «благосостоянии»). В этом отношении дополнение звучащей речи письменным текстом могло бы оказаться чрезвычайно полезным, тем более что в зрительно воспринимаемом письменном тексте можно было бы предусмотреть переводы трудных слов или комментарии к трудным для понимания местам. Возможно, современные мультимедийные средства могли бы позволить выводить текст на некий виртуальный экран и синхронизировать слышимое и читаемое. Это позволило бы участвовать в богослужении и понимать, что происходит, и слабослышащим.

Однако самым простым решением, осуществимым уже сейчас, была бы раздача предстоящим текста службы, причем фрагменты богослужения, повторяющиеся изо дня в день, могли бы быть представлены в виде книжечек, а переменные фрагменты — в виде распечаток.

А вы правильно понимаете кондак празднику Воздвижения?

Вознесыйся на Крест волею, / тезоименитому Твоему новому жительству, / щедроты Твоя даруй, Христе Боже, / возвесели силою Твоею верныя люди Твоя, / победы дая нам на сопостаты, / пособие имущим Твое оружие мира, / непобедимую победу.

Перевод: «Вознесенный на Крест добровольно, соименному Тебе новому народу милости Твои даруй, Христе Боже; возвесели силою Твоею верных людей Твоих, подавая нам победы над врагами, в помощь имеющим от Тебя, оружие мира, непобедимую победу».

Алексей ШМЕЛЕВ, завотделом культуры русской речи Института русского языка РАН 

(текст статьи приведен в сокращении).

 По материалам­ журнала «Нескучный­ сад», раздел «Жизнь в Церкви».